— Я говорил тебе, что Жан — жестокий начальник, но Багз… он просто выводит Кэсси из себя.

— Я уже заметил это.

— Ты, наверное, тоже будешь скучать по своей бригаде.

— Гм. — Я глубоко затянулся и медленно выпустил дым. Вдохнул, наверное, слишком глубоко, а выдохнул слишком медленно, потому что заметил, как Кити кинул на меня еще один пытливый взгляд. — Скорее всего, да.

Суматоха

Войдя в лагерь, я не скоро нашел Этьена, Франсуазу и Грегорио. Они стояли и разговаривали. Пока я искал их, у меня была уйма времени подумать о том, как смена работы повлияет на мою жизнь на пляже. В голове в основном быстро мелькали «слайды» — разные эпизоды: как мы вчетвером болтали и смеялись, как ныряли с нашего любимого рыболовного валуна, как заключали пари, кто поймает самую крупную рыбину, как ныряли за острогами, которые не попали или, наоборот, попали в цель, как повторяли до смешного неудачные броски. Дольше всего перед моим мысленным взором держался образ Франсуазы, что было в общем-то неудивительно. Франсуаза, будто амазонка, застывшая с занесенной над головой острогой, пристально всматривающаяся в снующих под водой рыб. Даже сейчас я отчетливо представляю эту картину.

Когда я приблизился, мне показалось, что они уже знали все новости. Трое прервали разговор и, обернувшись ко мне, рассматривали меня молча и настороженно. Впрочем, они просто вглядывались в выражение моего лица. Пытались истолковать его, а также понять, что означает моя походка. Если кто-то неторопливо подходит к вам, склонив голову, вы можете с уверенностью сделать вывод — что-то случилось.

Когда же я подошел к ним, произошло нечто странное. Они по-прежнему молчали, ожидая, что я заговорю, но у меня возникло чувство, будто я уже не принадлежу к их группе. Похожее чувство я испытал в то первое утро после лихорадки, обнаружив, что, пока я спал, Этьен с Франсуазой стали частью нового мира. Молчание продолжалось. Я нахмурился, обхватил рукой затылок, а затем беспомощно пожал плечами.

— Что такое, Ричард? — настороженно спросил Этьен. — Что-то случилось?

Я утвердительно кивнул.

— Что же? Расскажи нам.

— Я больше не буду ловить с вами рыбу.

— Как это, больше не будешь?

— Я перехожу на другую работу. Сэл… Она только что сказала мне об этом.

Франсуаза от возмущения на миг лишилась дара речи.

— Но почему? Как она могла так поступить?

— Это связано с Джедом. Ему нужен напарник. Меня заменит Кити.

Грегорио покачал головой:

— Подожди-ка, Ричард. Ты ведь не хочешь менять работу, нет?

— Мне нравится ловить рыбу…

— Тогда все в порядке. Ты остаешься с нами. Пойду поищу Сэл и поговорю с ней. — Он направился к дому.

— Грегорио все уладит, — сказал Этьен. — Не беспокойся, Ричард. Тебе не придется менять работу.

— Тебе не придется менять работу, — эхом откликнулась Франсуаза. — Мы хорошо сработались, Ричард. Конечно же, ты останешься с нами.

Я кивнул, довольный тем, что мои друзья проявили солидарность со мной, но в то же время я испытывал большие сомнения. Я знал, что Сэл приняла окончательное решение, и как бы для того, чтобы расставить все по местам, послышался звук ее низкого голоса, сообщавшего Грегорио, что это единственный выход из создавшегося положения.

Хотя я жалел себя и развитие событий застало меня врасплох, в тот день мне было больше жаль Кити. После того как Грегорио не удалось переубедить Сэл, мы провели остаток дня вчетвером, усевшись в кружок, ловя кайф и обсуждая случившееся. Кити, правда, сидел в одиночестве у входа в свою палатку. Казалось, что он всецело поглощен своим «Геймбоем», но вид у него был жалкий. Наверное, он считал себя кругом виноватым и испытывал уныние от того, что его новые товарищи по работе так огорчены обстоятельствами его появления.

В конце концов огорчение Кити стало невыносимым. Чувствуя, что я должен это сделать, я окликнул его и предложил присоединиться к нам. Он неуклюже отложил «Нинтендо» и, подойдя к нам, сразу же начал извиняться за сложившуюся ситуацию, виновником которой считал себя. Все мы тут же дружно запротестовали, но это не прибавило ему настроения. Он сказал нам, что сам разговаривал с Сэл, уверяя, что не возражает против того, чтобы остаться на огороде, но его старания ни к чему не привели. Теперь разговор, по крайней мере, затронул тему, которая заставила Кити немного отвлечься от своих переживаний, ведь речь зашла об основной причине смены работы.

— Возможно, — предположила Франсуаза, — на острове что-то происходит. Что-то связанное с владельцами полей.

Кити невнятно забормотал, соглашаясь с ней, но тут вмешался Грегорио:

— Наверное, таиландцы хотят разбить поля и в этой части острова. Это серьезная проблема. Но зачем Джеду нужен напарник? Будь у него даже десять или пятьдесят товарищей, он все равно не сможет остановить таиландцев. Какая разница?

— Кто-нибудь хоть раз разговаривал с таиландцами? — спросил Этьен.

Грегорио покачал головой:

— Даффи говорил с ними, когда старожилы впервые появились на острове, а больше никто. По его словам, они уже знали о том, что мы находимся здесь, но им было наплевать на нас, лишь бы мы не покидали пределов лагуны. С тех пор больше не было контактов.

— Может быть, они рассердились, что Джед ворует травку? — предположил я.

— Может быть, но это ничего не меняет. Рассердились они или нет, при чем тут напарник Джеда?

— Так в чем же тогда дело?

Грегорио взглянул на свои руки, а затем снова на меня:

— Не знаю, Ричард… Я не знаю.

Мы проболтали до самой ночи, но наш разговор вертелся по кругу. Кроме Джеда или Сэл, никто не мог ответить на наши вопросы, но когда мы собрались лечь спать, Джед еще не вернулся, а у Сэл никто ничего не хотел выяснять. В ту ночь я часа два не мог заснуть. Мне мешали мысли, столь же необычные, как и весь остаток минувшего дня. Впервые после своего появления на пляже я принялся думать о доме, я почти желал вернуться. Я не хотел покидать пляж навсегда: мне хотелось лишь повидаться с несколькими важными для меня людьми и дать им знать, что я жив и со мной все в порядке. В первую очередь я бы повидался со своими близкими и с некоторыми друзьями.

Возможно, причиной этого был разговор с Франсуазой и последовавшие за ним обескураживающие события. Мысль о родителях застряла где-то на задворках моего мозга и никак не поддавалась магическому действию амнезии, свойственной пляжу.

Решающий момент

— Привет, — произнес вдруг чей-то голос. Я обернулся. Позади меня в воротах дома стоял маленький мальчик. Он улыбнулся и направился по тротуару ко мне. — Хочешь пить?

Я тупо уставился на него. Мистер Дак был светловолосым и довольно упитанным мальчиком. Я удивился, что этот откормленный ребенок со временем превратился в тощего типа, которого я встретил на улице Кхаосан.

— Это ведь ты, да? — спросил я, чтобы развеять сомнения.

— Это я. — Он вытянул свои пухлые руки и похлопал меня по плечам. — Хочешь пить?

— Ну, вообще-то… — Я провел рукой по горлу. — А что у тебя есть?

— «Рибена» или вода.

— Давай воду.

— Хорошо. Подожди меня здесь.

Мистер Дан вошел в дом, слегка припадая на одну ногу, как утка. Интересно, не из-за этого ли он получил свое прозвище? Через минуту он вышел обратно с чашкой в руках.

— Боюсь, она недостаточно холодная. Холодную долго ждать.

— Да брось ты!

Он протянул мне чашку и пристально наблюдал, как я пью.

— Все в порядке? Может, нужно льда?

— Нет, отлично.

— Я могу принести тебе льда.

— Не нужно… — Я выпил чашку до дна. — Это как раз то, что надо.

— Замечательно. — Он широко улыбнулся. — Хочешь взглянуть на мою комнату?

Спальня мистера Дака во многом походила на мою в детстве — наваленная кучами одежда, плакаты с загнутыми уголками на стенах, мятое пуховое одеяло в ногах кровати, видавшие виды игрушечные машинки «Мэтчбокс» на полках, стеклянные шарики и солдатики повсюду. Главное ее отличие от моей спальни заключалось в том, что я делил комнату с младшим братом, поэтому беспорядка у нас было в два раза больше.